Мне, признаться, не столько хотелось разжечь мстительные чувства, сколько поделиться собственным изумлением. По-моему, самое впечатляющее в этих документах не то, что музыка Шостаковича не встретила понимания (хотя и тут меня удивил накал дискуссии - оказывается, Шостаковича ругать не так-то просто, все-таки первый композитор империи!), а то, насколько ясно слышен голос каждого из говорящих. Мордвинов-то как раз фигура самая плоская из всех собеседников. А вот остальные удивтельно трехмерные, даже те, у кого реплик не так много. Мне поэтому и показалось, что материал просит сцену - по степени полноты характеристик. Смотрите: как тонок Михоэлс, как характерна бесподобная реплика Москвина, бог знает как оказавшегося в этой компании и вынужденного обсуждать то, о чем судить не в состоянии ("Музыка - самое темное дело"). А темперамент Самосуда! А как мало и как по делу говорит Мясковский. А каков Фадеев? А как дотошен Гольденвейзер, и как он начинает волноваться, когда речь заходит о Гинзбурге или Фейнберге, и как он старается скрыть свое волнение. Ах, будь я лучшим человеком на свете и будь я свободна, написала бы я статью "Апология Гольденвейзера"! Вот в волгоградский бы сборник и написала. А то у меня сложилось впечатление, что в музыкантских кругах к нему принято отношение или ироническое, или просто скверное (не считая, конечно, его учеников).
А вы заметили, господа, что среди присутствовавших указан Софроницкий? И ни одного слова он не произнес. Тоже ведь характеристика!
Отредактировано Олеся Двоскина (2006-09-30 00:02:29)
