Часть 2.  Простота.
Как известно - простота не есть цель искусства. "К простоте приходят по мере приближения к истине". Поясню, как я это понимаю. (Письмо Пушкина Вяземскому, опять же... "Твои стихи слишком умны"...)
Конечно это не значит, что истина каждый раз проста. Все мы знаем о научных истинах, одно приближение к которым бывает настолько сложно, что иные ученые труды вполне адекватно понимают порой лишь несколько человек на планете...  Но как не вспомнить опять Резерфорда, которого служанка спросила - чем он занимается. Он потом говорил своим ученикам, что если ученый не может просто и внятно объяснить (хотя бы и своей служанке) чем он занимается, то значит, он и сам не понимает - чем он действительно занимается...
Это конечно почти шутка со стороны великого физика, но в ней виден и очень глубокий намек.
Простота - это достижение того, кто стоит у истины и, предощущая или понимая уже самую суть, он при желании может поведать другим нечто великое и грандиозно-сложное простым языком.
Разумеется -  при желании!
Такая форма как публичный концерт, все-таки сравнительно недавно устоявшийся, как именно сольный концерт - recital, наивысшего расцвета достиг в 19-20 веках, в основном на основе романтической музыки. Когда само высказывание со сцены было взволнованным и захватывающим публичным действом, почти спектаклем - образов, красок, эмоций. Чтобы тебя слушал зал, составленный из весьма разнородной публики, хотя бы и любителей музыки, их требовалось захватить и вести за собой, демонстрируя нечто "общечеловеческое", которым как нельзя более полно изобилует искусство.
Отчасти это и сейчас так. Но вот именно в форме (целесообразности её)  некоторых концертов начинаешь уже сомневаться. При том уровне внимания, который требует концерт Михаила Лидского, уже явной помехой оказывается публика в зале. Во всяком случае наличие егозливого соседа, ворочающего головой по сторонам, способно "убить" тончайшую, как нить сна, вторую часть третьей сонаты - напрочь для вашего восприятия. Думается что "музыкальное послание" Михаила нужно пожалуй, и правильнее (в идеале) давать по особой просьбе и нескольким рекомендациям, заверенным печатью главного дирижера Берлинского филармонического, только в зале библиотеки и для служебного пользования.  ) Только достигшим 50 - летнего возраста музыкантам.

*  *  *
Ну шутка, же...
На самом деле, содержание Мишиного концерта по своим "кондициям" мало было рассчитано на "трибуну публичности". Я не могу может быть еще точно передать некоторого, зреющего в понимании парадокса прошедшего концерта, но такой "парадокс" точно был.
Впрочем, это может и был "пережим контроля" на ответственном концерте, который не вполне дал поэзии (а она была - подлинная, портясающая поэзия!) уравновесить разум, развернуться и сделаться широко и доступно - "прости Господи, глуповатой".
Интересная тема для перетирания, не правда ли?
Что есть эта самая "глуповатость" поэзии, как не закон другой реальности, в которой наше внимание остается "как таковое", потеряв почти все из мира вещей и очень многое из мира понятий.
Изолировать и выделить внимание в чистом виде - вещь сама по себе страшно увлекательная и возвышающая человека. Именно на этом пути он начинает понимать Внимание бога, чуждого интересам и страстям людей, внимание "как таковое", которым тот щедро делится со всем живым на земле. Искусство позволяет выделять внимание, отрывая его от навязчивого думания, перемещая его на звуки, на краски, на движения, на формы. Процесс отделения его от обыденного сознания вовсе не прост и даже болезненен, как отрыв кожи. Во всяком случае - инстинктивно страшен для разума, который воспринимает каждый раз такой отрыв как угрозу смерти. Не страх ли смерти предчувствует человек перед выходом на сцену. Но коллапс "обыденного сознания" неизбежен на сцене. Это и есть умирание в чистом виде, когда одна личность исчезает, но вдруг оказывается что есть и другая, которая все видит, чувствует и вполне контролирует. Вот тогда и возникает ИСКУССТВО. Оно захватывает людей, которые в глубине сознания все понимают и испытывают необычные совершенно состояния лишь только им напоминают и демонстрируют их иную - вечную сущность.
Но это всегда страшно.
Может быть поэтому так много лентяев среди учащихся музыки, и так мало по-настоящему внимающих миру звуков и иным художественным "мирам". Нужно обладать настоящим мужеством, отказываясь защищать свой такой уютный и безопасный мирок привычного сознания.
Наверное у всех крайних полюсов, которые я упомянул, есть и множество промежуточных положений.
Так, возможно, Михаил вполне находился одновременно "в двух мирах", - совершенно немыслимый по контролю и воле поступок.
Только вряд ли он тогда понимал, что точно так же "расщепил" некоторых слушателей в зале.
Вспоминаются сетования Рихтера на Юдину. Он уходил с её концертов с головной болью... Но - совершенно гениально играла. ))
Короче, свои заблуждения позволено писать и мне.
Но, пора спать.

Второй концерт цикла: 19, 20, 5, / 6,7 сонаты.
Спасибо Михаилу Викторовичу и признательность от всех за содействие нашему желанию услышать его второй концерт.
Второй концерт состоял из двух отделений. (А вы как думали  ?) Эти отделения были для меня  как полюса у магнита, один синего цвета а другой красного. Один меня неумолимо отторгал, а другой страшно притягивал (из-за моего, наверное "природного заряда"). Физика! Ничего не поделаешь.
      Все сонаты были исполнены очень сильно, незаурядно, с высочайшим качеством звука и технического воплощения. Да, вот еще слово - стильно!
Но по-настоящему совершенными для меня явились сонаты второго отделения. Они были прекрасны, естественны, логичны, образны и очень музыкальны. Последнее слово нуждается в пояснении - это не просто дань банальной "музыкально-критической" фразе. Музыкальность в моем понятии - "просто мир музыки" со своими законами и своими вполне автономными внутренними связями, замешанными большей своей частью даже не на разуме, а на "целостности" живущего и чувствующего организма.
Поэтому я так всегда кожей чувствую некоторую фальшь в исканиях, скажем, иных аутентистов, у которых слишком бросается в уши и глаза  надуманность и нелепость некоторых решений. Как бы мне не объясняли, что, де - это основано на фактах и научных изысканиях, но неестественность этих решений слишком очевидна хотя бы тем, что они привлекают внимание, стягивая его на себя от более эстетически важных для музыкальной "иерархии ценностей" вещей.
Конечно теоретически недоказуемо, что неверно и неестественно и неправильно, скажем, "встать с кресла и включить в комнате свет", затратив на все действие не пять-десять  секунд, а  десять минут. Но все-таки подавляющее большинство из населения планеты потратит на это считанные секунды, хотя бы потому, что скорости психических реакций хоть и различаются у человека но не намного. А задача проста и ясна для выполнения.
Другое дело, если я буду выполнять задание на "неделание" (непривычное действие). Я иногда так поступаю и заставляю даже своих бедных жертв - учеников: выполнить какое-нибудь простое и абсолютно неосознанное действие в два -три раза медленнее.
Что это мне дает как упражнение? Ну прежде всего нарушается "динамический стереотип" действия. Подать мне авторучку со стола в три раза медленнее - оказывается для многих смешной и "непосильной" задачей. Внимание при этом перестает работать в фоновом режиме и вынуждено сосредоточиться на деталях движения и траекториях его, которые в ином случае выполнялись автоматически.
В принципе это именно то, что нужно в работе над произведением - прорастание сознания (осознавания) в каждую клетку и каждую деталь фактуры. Но кроме этого есть еще работа над образом. И в ней иерархия ценностей иная - там во главе угла - намерение! И тот, кто выполнил действие, не теряя его смысла (включить, например, свет в комнате), включая этот смысл в нечто еще более крупное, связное и цельное (потому что стемнело и нужно продолжить чтение книги, которую мне подарил Михаил), тот наиболее прав (из всех правых).
Поэтому для меня  всегда важно это равновесие смыслов - с одной стороны не допустить "фонового" внимания, когда действия выполняются на автопилоте. - При этом всегда, как отличительный признак такой игры - слабость,  "провисание" и безжизненность фактуры между редкими "точками внимания", которые тем реже включаются у исполнителя, чем он бесталаннее.
С другой стороны, оживляя всю фактуру, каждую её клетку, силой своего внимания (энергией жизни), не потерять из виду вообще смысла своих действий. - А смысл их вовсе не только в "оживлении". Смысл этих деталей вмонтирован в нечто большее, в такое сложное, что и слов трудно найти. Скажем, на каком то там пятом уровне все это "вмонтировано" в том числе  и в обращение к живым людям - публике, сидящей на концерте. Нужно чтобы основные положения "речи" были выражены понятно и недвусмысленно. Какой бы не был красивый голос у Качалова, но не в нем центр внимания слушателя. желательно так же понять стихи, и услышать красоту рифм, не успевая забыть еще предыдущую из них.       
Почему я так подробно говорю о своих предпочтениях. Это вовсе не "в пику" Мишиному исполнению некоторых сонат, показавшемуся мне чересчур "экстремальным". Я всегда готов на шаг влево или шаг вправо отступить от русла своих "правильных" убеждений, в свой черед  допуская в них толику этой самой "внемузыкальной  надуманности". Но мне трудно вовсе сойти с дороги и откровенно пойти навстречу "блуждающим огонькам", зовущим меня в топь.  
Я задаюсь сейчас вопросом, который слышал ранее от других музыкантов - Почему одни сонаты звучат у МЛ совершенно прекрасно и естественно, а другие - непосильно, "против шерсти" слушателя - напряжно,   
"спорно", несмотря на сквозное совершенство пианизма. Отвлекая само внимание на эту "спорность".
Понятно, что есть привычки и стереотипы, воспитанные в нас записями и "времен школы" еще исполнениями, от которых всегда трудно отойти. Понятно и стремление некоторых художников - "очистить днище фрегата" от налипших водорослей и моллюсков, "явить в первозданной красоте" гениальное творение, освободить "от поздних записей и копоти" лик чудотворной иконы и т.д.
Но вмещается ли в рамки искусства сам процесс подобного освобождения, когда нам показывают через увеличительное стекло каждый участок очищенной поверхности, не давая, скажем, фрегату - вырваться на волю ветра, чудотворной иконе - свершить благое дело исцеления.
гм.. все вопросы непростые.
Ближе к практике:
Указание темпов, как мы его сейчас понимаем - не есть указание именно темпов - а изначально указание состояния, настроения. В "весело" - активность и некоторое brio, в "скоро" должно быть ощущение скорости, в "шагом" - размеренной походки.
как указания состояний они не абсолютны, нужно учитывать контекст; так после медленной части чаще всего стоит presto - "скоро, ловко, быстро" и это вовсе не темповое указание! Хотя неминуемо это обозначает и темп, но все-таки правильнее его воспринимать более "художественно", как определенное настроение. И именно после медленной части это будет Престо! В начале же не с чем сравнивать и стоит указание -  allegro - "весело, радостно" - по меньшей мере пробужденно и бодро. Это никак не должно вызывать чувство дозировнной расчетливости и нарочитой сдержанности.
Есть определенная "длина шага" у самой фактуры, которая определяется цельностью длинных периодов. Если удается как Фуртвенглеру или Рихтеру или Клиберну не терять из виду целого - то, можно только приветствовать такой взглядс "высоты птичьего полета". 
Скажем так, есть излишняя назидательность фразировки в медленных темпах. когда явно "второстепенные" (в общем смысле написанного) детали слишком выпирают на первый план. Так, фрагменты аккомпанемента разрастаются до  многозначительных фраз, которые как-то не понятны в своей "новой значительности" в общем контексте. Какой-то "риторический троп", глубокомысленный но непонятный. Нарушается принцип "ясности и логичности" целого.
Теряется "рифма" - Приоритетом всегда остается - целое. Именно из него должна идти вторая часть музыкальной работы - распределение светотени, драматических узлов, кульминации, акцентов внимания. "Обоснование" модуляций, кадансов и всего слышимого и доступного вниманию.  "Рифмованные" окончания фраз и периодов должны удерживаться в памяти и сочетаться.
(Кстати, поэты, в большинстве своем уделяют подчеркиванию рифм в целом гораздо большее внимание. чем "красоте" декламации.)
Ну вот, это были мои рассуждения "вообще".
Что касается Михаила и его некоторых "экстремальных" темповых решений, то несогласие с ним зиждется в основном не на недостаточной убедительности (будьте уверены, Михаил все делает вполне убедительно и очень сильно!), а на сравнении с его же совершенно органичнымми трактовками других сонат. Это показывает, что некоторые его решения - вполне "концептуальны" и основаны на его размышлениях.
Учитывает ли его "концепция" некоторые досадные "люфты" восприятия слушателей и их вынужденность постоянно  "контролировать свое дыхание" вместе с солистом, вместо естественного "следование потоку" в некоторых сонатах - покажет время.
Сейчас такое время в исполнительстве, что вполне можно создавать свой "концепт" на основе любого произведения. У художников  давно уже изображения известных произведений вторгаются в новое самостоятельное содержание. Такое впечатление иногда возникало и у меня, что из (ну,19-той...) Сонаты Бетховена Михаил создал нечто совершенно новое и самостоятельно - ценное. "Оно" только очень похоже на сонату Бетховена, но на самом деле является цитированием в совершенно ином художественном контексте. Это, как у Сальвадора Дали - изображение Венеры милосской в "Тореодоре, порожденном галлюцинацией".   
Но, используя пластическую и смысловую целостность воссоздаваемых образов в своем,  современном художественном контексте, и создавая некую новую - сверхсложную целостность, можно запросто  потерять органическое пронизывающее единство внутреннего смысла "цитируемого произведения".
Интересен сам эстетический парадокс. Искусство в жизни людей явилось вовсе не как "Искусство", оно всегда было привязано к более-менее реальным потребностям. К религиозному культу, к развлечениям, к украшению стен. Потом оно, собственно, недавно совсем вошло в самостоятельную силу. Ну а теперь является все чаще уже предметом "вторичного" цитирования. Оно в своем "чистом виде" уже не в поле востребованности человеческой культуры, оно присутствуе тут в качестве "ссылки" на что-то.   
относится ли все это к Михаилу Лидскому?
Вовсе нет - не все.
Но это он, как некий реактив, или хуже того - катализатор. заставил мои нейроны шевелиться и писать всю эту искусствоведческую "мутату".
Ну, может сгодится для форумского оживления..

"Проникновеннейшее надгробное слово" - сильно у Кривицкой... Вона, как!
Будем знать...
Иной раз в Колонном зале ...

да не придираемся. Наоборот - глаголом "жжот" сердца людей.
Говоря, впрочем, о музыке, нужно быть осторожнее в описании того что "слышишь" (в формате рецензии).
"Надгробным словом" это (контент) никак не может быть в силу развернутости  и образности картины, временно'й её реальности. Считаю, что это банальное - неточное определение. Неудачное, темное и "вялое". Таких надгробных речей не бывает никогда. Есть и другие неточности досадные, фактические.
А вообще Кривицкую мы скорее любим, нежели нет. С человеческим лицом критик.

Был 28 февраля на 7-м концерте Михаила "всех сонат Бетховена"; есть что сказать и написать. Сегодня только вернулся домой и все скомкано в расписании и в голове. Ужо. Обязательно напишу.
Об этом просто нельзя не написать.
Михаил Викторович, кажется каждый раз, прошел новые "сотни километров" на пути к своему совершенству и идеалу.   То что он делает - просто потрясает.

Ну вот и завершился титанический труд! два года концертов, помноженных на три (в прошлом году) и четыре. Труд над сонатами в течение сознательной жизни. Постижение раскрытие и накопление "смыслов" бтховенского наследия.
Думаю, любой смертный позавидует Михаилу в том его знании и представлении, которым он сейчас обладает.  Но мало кто способен и отважился бы на подвиг такого "представления". Что бы Михаил сказал сегодня о Бетховене, как человеке и художнике?
Какой срез бытия  и природы показал он нам.

Древние Ацтеки приносили человеческие жертвы Солнцу, что бы то не погасло...

Мне кажется что   подвиги духа, искусства и труда, подобные этим концертам Михаила Лидского,  что-то важное поддерживают в мироздании. Они действительно "умащивают" Провидение в его милости к людям. Не может такое не быть не замеченным силами, как сама музыка Бетховена не может не отражать этих грандиозных сил, их вечной борьбы и гармонии.

А мы от всего сердца благодарим Маэстро, что эти два года прошли для нас под знаком прикосновения к его искусству и к Бетховену. Эти годы и знакомство с Вами - наше подлинное богатство.